Неточные совпадения
—
С тех пор, государь мой, — продолжал он после некоторого молчания, —
с тех пор, по одному неблагоприятному случаю и по донесению неблагонамеренных лиц, — чему особенно способствовала Дарья Францовна, за то будто бы, что ей в надлежащем почтении манкировали, —
с тех пор
дочь моя, Софья Семеновна, желтый билет принуждена была получить, и уже вместе
с нами по случаю сему не могла
оставаться.
— Я спросила у тебя о Валентине вот почему: он добился у жены развода, у него — роман
с одной девицей, и она уже беременна. От него ли, это — вопрос. Она — тонкая штучка, и вся эта история затеяна
с расчетом на дурака. Она —
дочь помещика, — был такой шумный человек, Радомыслов: охотник, картежник, гуляка; разорился, кончил самоубийством.
Остались две
дочери, эдакие, знаешь, «полудевы», по Марселю Прево, или того хуже: «девушки для радостей», — поют, играют, ну и все прочее.
— И отлично! Теперь вам
остается только действовать, и я буду надеяться на вашу опытность. Вы ведь пользуетесь успехом у женщин и умеете
с ними дела водить, ну вам и книги в руки. Я слышал мельком, что поминали Бахареву, потом
дочь Ляховского…
А в остальное время года старик, кроме того, что принимает по утрам
дочь и зятя (который так и
остается северо — американцем), часто, каждую неделю и чаще, имеет наслаждение принимать у себя гостей, приезжающих на вечер
с Катериною Васильевною и ее мужем, — иногда только Кирсановых,
с несколькими молодыми людьми, — иногда общество более многочисленное: завод служит обыкновенною целью частых загородных прогулок кирсановского и бьюмонтского кружка.
— Одевайся, Верочка! чать, скоро придет. — Она очень заботливо осмотрела наряд
дочери. — Если ловко поведешь себя, подарю серьги
с большими-то изумрудами, — они старого фасона, но если переделать, выйдет хорошая брошка. В залоге
остались за 150 р.,
с процентами 250, а стоят больше 400. Слышишь, подарю.
Вся история римского падения выражена тут бровями, лбами, губами; от
дочерей Августа до Поппеи матроны успели превратиться в лореток, и тип лоретки побеждает и
остается; мужской тип, перейдя, так сказать, самого себя в Антиное и Гермафродите, двоится:
с одной стороны, плотское и нравственное падение, загрязненные черты развратом и обжорством, кровью и всем на свете, безо лба, мелкие, как у гетеры Гелиогабала, или
с опущенными щеками, как у Галбы; последний тип чудесно воспроизвелся в неаполитанском короле.
Две
дочери с плеч долой;
остается еще восемь.
Появление молодого Бурмакина как раз совпало
с тем временем, когда Калерия Степановна начинала терять всякую надежду. Увидев Валентина Осипыча, она встрепенулась. Тайный голос шепнул ей: «Вот он… жених!» — и она
с такой уверенностью усвоила себе эту мысль, что
оставалось только решить, на которой из четырех
дочерей остановится выбор молодого человека.
Дочь осталась с разбойником.
В Малом Такоэ каторжная Соловьева Прасковья сожительствует
с поселенцем Кудриным, который не может жениться на ней, потому что на родине у него
осталась жена;
дочь этой Прасковьи, Наталья, 17 лет, свободного состояния, сожительствует
с поселенцем Городинским, который не женится на ней по той же причине.
Даже Мария Барановская,
дочь вольного поселенца, родившаяся в Чибисани, — ей теперь 18 лет, — не
останется на Сахалине и уедет на материк
с мужем.
— И правда, — резко решила генеральша, — говори, только потише и не увлекайся. Разжалобил ты меня… Князь! Ты не стоил бы, чтоб я у тебя чай пила, да уж так и быть,
остаюсь, хотя ни у кого не прошу прощенья! Ни у кого! Вздор!.. Впрочем, если я тебя разбранила, князь, то прости, если, впрочем, хочешь. Я, впрочем, никого не задерживаю, — обратилась она вдруг
с видом необыкновенного гнева к мужу и
дочерям, как будто они-то и были в чем-то ужасно пред ней виноваты, — я и одна домой сумею дойти…
Он упал наконец в самом деле без чувств. Его унесли в кабинет князя, и Лебедев, совсем отрезвившийся, послал немедленно за доктором, а сам вместе
с дочерью, сыном, Бурдовским и генералом
остался у постели больного. Когда вынесли бесчувственного Ипполита, Келлер стал среди комнаты и провозгласил во всеуслышание, разделяя и отчеканивая каждое слово, в решительном вдохновении...
…Сегодня известие: А. И. Давыдова получила разрешение ехать на родину. Летом со всей семьей будет в доме Бронникова. Таким образом, в Сибири из приехавших жен
остается одна Александра Васильевна. Ей тоже был вопрос вместе
с нами. Я не знаю даже, куда она денется, если вздумают отпустить. Отвечала, что никого родных не имеет, хотя я знаю, что у нее есть сестра и замужняя
дочь.
Несмотря на то, что маркиза никогда не была оценена по достоинству своим мужем и рано
осталась одна
с двумя
дочерьми и двумя сыновьями, она все-таки была замечательно счастливою женщиною.
Мать
с горячностью возразила: «И вы думаете, что я захочу воспользоваться какими-нибудь вещами или платьями после покойницы свекрови, когда у ней
осталась незамужняя родная
дочь?..
Они злые и жестокие, и вот тебе мое приказание:
оставайся бедная, работай и милостыню проси, а если кто придет за тобой, скажи: не хочу к вам!..» Это мне говорила мамаша, когда больна была, и я всю жизнь хочу ее слушаться, — прибавила Нелли, дрожа от волнения,
с разгоревшимся личиком, — и всю жизнь буду служить и работать, и к вам пришла тоже служить и работать, а не хочу быть как
дочь…
У Прозорова после жены
осталась маленькая
дочь, Луша, которая вместе
с отцом переживала все невзгоды его цыганского существования.
Прасковья Семеновна,
дочь кассельской немки,
с раннего детства
осталась круглой сиротой и была счастлива, по крайней мере, тем, что не видела позора матери.
С тех пор, однако ж, как двукратно княгиня Чебылкина съездила
с дочерью в столицу, восторги немного поохладились: оказывается, «qu'on n'y est jamais chez soi», [что там никогда не чувствуешь себя дома (франц.)] что «мы отвыкли от этого шума», что «le prince Курылкин, jeune homme tout-à-fait charmant, — mais que ça reste entre nous — m'a fait tellement la cour, [Князь Курылкин, совершенно очаровательный молодой человек — но пусть это
останется между нами — так ухаживал за мной (франц.).] что просто совестно! — но все-таки какое же сравнение наш милый, наш добрый, наш тихий Крутогорск!»
Таким образом, вся мелюзга уехала тотчас после завтрака, и обедать
остались только генеральша
с дочерью, Четвериков и предводитель.
Крапчик
остался очень рассерженный, но далеко не потерявшийся окончательно: конечно, ему досадно было такое решительное заявление Катрин, что она никогда не пойдет за Марфина; но,
с другой стороны, захочет ли еще и сам Марфин жениться на ней, потому что весь город говорил, что он влюблен в старшую
дочь адмиральши, Людмилу?
Он знал Марью Михайловну, очень хвалил ее и сказал, что завтра пошлет звать ее
с зятем и
дочерью откушать хлеба и соли у молодых, для чего и назначил следующее воскресенье, до которого
оставалось четыре дня.
Старших
дочерей своих он пристроил: первая, Верегина, уже давно умерла, оставив трехлетнюю
дочь; вторая, Коптяжева, овдовела и опять вышла замуж за Нагаткина; умная и гордая Елисавета какими-то судьбами попала за генерала Ерлыкина, который, между прочим, был стар, беден и пил запоем; Александра нашла себе столбового русского дворянина, молодого и
с состоянием, И. П. Коротаева, страстного любителя башкирцев и кочевой их жизни, — башкирца душой и телом; меньшая, Танюша,
оставалась при родителях; сынок был уже двадцати семи лет, красавчик, кровь
с молоком; «кофту да юбку, так больше бы походил на барышню, чем все сестры» — так говорил про него сам отец.
Удвоив заботливость около старика Зубина, он
с неимоверною хитростью умел оскорблять его
дочь на каждом шагу, особенно ее смиренного мужа;
с ним он был так дерзок, что, несмотря на кроткий и тихий нрав, Алексей Степаныч терял терпенье и говорил своей жене, что
оставаться им в таком положении невозможно.
Сосновское общество отрезало бессрочному узаконенный участок земли. Но Ваня не захотел
оставаться в Сосновке. Вид Оки пробудил в нем желание возвратиться к прежнему, отцовскому промыслу. Землю свою отдал он под пашню соседу, а сам снял внаймы маленькое озеро, на гладкой поверхности которого
с последним половодьем не переставала играть рыба. Он обстроился и тотчас же перевел к себе в дом дедушку Кондратия, его
дочь и внучка.
Он любил
дочь; было вероятно, что она рано или поздно выйдет замуж и оставит его, но он старался не думать об этом. Его пугало одиночество, и почему-то казалось ему, что если он
останется в этом большом доме один, то
с ним сделается апоплексический удар, но об этом он не любил говорить прямо.
Нунча в двадцать три года
осталась вдовою
с пятилетней
дочерью на руках,
с парой ослов, огородом и тележкой, — веселому человеку не много нужно, и для нее этого вполне достаточно. Работать она умела, охотников помочь ей было много; когда же у нее не хватало денег, чтоб заплатить за труд, — она платила смехом, песнями и всем другим, что всегда дороже денег.
Женщина
осталась с дочкой — ни вдова, ни замужняя, без куска хлеба. Это было в Воронеже, она жила в доме купца Аносова, дяди Григория Ивановича, куда последний приехал погостить. За год до этого, после рождения младшей
дочери Нади, он похоронил жену. Кроме Нади,
остались трехлетний Вася и пятилетняя Соня.
Кукушкина. Да, я этим похвастаться могу. (
С жаром.) Нет, воспитание
дочерей неблагодарное дело! Вырастишь, взлелеешь подле себя, и потом отдай чужому человеку…
останься сиротой… ужасно! (Закрывает глаза платком.)
С год тому назад Яков Тарасович Маякин умер. Умирая в полном сознании, он
остался верен себе и за несколько часов до смерти говорил сыну,
дочери и зятю...
Гости переглянулись и один по одному тихо вышли. Княгиня их не удерживала. Она
осталась вдвоем
с графом, который тоже не совсем был доволен своим положением и не знал, что делать
с разгневанной княгиней. Он, я думаю, был только очень рад, что женится не на ней, а на ее
дочери.
— Трое-с. В живых только вот она одна, ненаглядное солнышко,
осталась, — отвечала Елизавета Петровна и вздохнула даже при этом, а потом, снимая шляпку, обратилась к
дочери. — Ну, так я извозчика, значит, отпущу; ночевать, впрочем, не
останусь, а уеду к себе: где мне, старухе, по чужим домам ночевать… И не засну, пожалуй, всю ночь.
Надежда Антоновна. Григорий Борисыч, но… ради Бога… Я откровенна только
с вами, а для других мы пусть
останемся богатыми людьми. У меня
дочь, ей двадцать четыре года; подумайте, Григорий Борисыч!
Хозяин-немец побледнел, начал пятиться назад и исчез за дверьми другой комнаты; но
дочь его
осталась на прежнем месте и
с детским любопытством устремила свои простодушные голубые глаза на обоих офицеров.
Граф Хвостиков собственно сам и свел
дочь с Янсутским, воспользовавшись ее ветреностью и тем, что она
осталась вдовою, — и сделал это не по какому-нибудь свободному взгляду на сердечные отношения, а потому, что c'est une affaire avantageuse — предприятие не безвыгодное, а выгодными предприятиями граф в последнее время бредил.
— Но вы поймите мое положение, — начал граф. — Тюменев уезжает за границу, да если бы и не уезжал, так мне
оставаться у него нельзя!.. Это не человек, а вот что!.. — И Хвостиков постучал при этом по железной пластинке коляски. — Я вполне понимаю
дочь мою, что она оставила его, и не укоряю ее нисколько за то; однако что же мне
с собой
осталось делать?.. Приехать вот
с вами в Петербург и прямо в Неву!
Софья Карловна Норк овдовела в самых молодых годах и
осталась после мужа
с тремя
дочерьми: Бертой, Идой и Марьей, или Маней, о которой будет идти начинающийся рассказ.
Все — и товарищи и дамы — стали уверять Беликова, что он должен жениться, что ему ничего больше не
остается в жизни, как жениться; все мы поздравляли его, говорили
с важными лицами разные пошлости, вроде того-де, что брак есть шаг серьезный; к тому же Варенька была недурна собой, интересна, она была
дочь статского советника и имела хутор, а главное, это была первая женщина, которая отнеслась к нему ласково, сердечно, — голова у него закружилась, и он решил, что ему в самом деле нужно жениться.
Акулина Ивановна (всё время разговора отца
с дочерью беспокойно вертится на стуле, несколько раз пытается что-то сказать и, наконец, ласково спрашивает). Отец! Ватрушечки… не хочешь ли? От обеда
остались… а?
Рассказывает она мне жизнь свою:
дочь слесаря, дядя у неё помощник машиниста, пьяный и суровый человек. Летом он на пароходе, зимою в затоне, а ей — негде жить. Отец
с матерью потонули во время пожара на пароходе; тринадцати лет
осталась сиротой, а в семнадцать родила от какого-то барчонка. Льётся её тихий голос в душу мне, рука её тёплая на шее у меня, голова на плече моём лежит; слушаю я, а сердце сосёт подлый червяк — сомневаюсь.
Вот что занимало теперь старуху после разговора ее
с дочерью:
остаться в прежнем намерении, то есть отказать Хозарову, она уже не имела сил, она уже не в состоянии была видеть, как Машенька плачет, страдает и ничего не ест.
Сергей Петрович еще несколько времени беседовал
с своею супругою и, по преимуществу, старался растолковать ей, что если она его любит, то не должна слушаться матери, потому что маменьки, как они ни любят своих
дочерей, только вредят в семейном отношении, — и вместе
с тем решительно объявил, что он
с сегодняшнего дня намерен прекратить всякие сношения
с Катериной Архиповной и даже не будет
с ней говорить. Мари начала было просить его не делать этого, но Хозаров
остался тверд в своем решении.
Там она увидала старшую
дочь Марьи, Мотьку, которая стояла неподвижно на громадном камне и глядела на церковь. Марья рожала тринадцать раз, но
осталось у нее только шестеро, и все — девочки, ни одного мальчика, и старшей было восемь лет. Мотька, босая, в длинной рубахе, стояла на припеке, солнце жгло ей прямо в темя, но она не замечала этого и точно окаменела. Саша стала
с нею рядом и сказала, глядя на церковь...
Дочь была белокурая, чрезвычайно белая, бледная, полная, чрезвычайно короткая девушка,
с испуганным детским лицом и очень развитыми женскими формами. Отец Сергий
остался на лавочке у входа. Когда проходила девушка и остановилась подле него и он благословил ее, он сам ужаснулся на себя, как он осмотрел ее тело. Она прошла, а он чувствовал себя ужаленным. По лицу ее он увидал, что она чувственна и слабоумна. Он встал и вошел в келью. Она сидела на табурете, дожидаясь его.
Когда Касатский вышел в полк, мать его переехала
с дочерью сначала в Москву, а потом в деревню. Касатский отдал сестре половину состояния. То, что
оставалось у него, было только достаточно для того, чтобы содержать себя в том роскошном полку, в котором он служил.
Ардальон Семеныч, не дав ей распространиться в подробностях, отвечал
с достоинством, что он сам еще вчера понял невозможность
оставаться в секрете его намерению; что, конечно, нельзя и не должно было матери отвечать ложью на вопрос
дочери.
И теперь мне показалось, будто тоже что-то происходило около этого пеленашки. Мне казалось так потому, что вслед за возгласами «Er ist gekommen!» старшая немка
с буклями вылетела в сад
с пеленашкою на руках и, прижимая к себе дитя, тревожно, острым взглядом смотрела в окна своего покинутого жилища, где теперь растрепанный моряк
остался вдвоем
с ее
дочерью.
Когда эта жена явилась
с тем, чтобы донести на него, — его ударил паралич, бабушка сейчас же отдала претендентке свое именьице в Курляндии и
осталась при разбитом и была его ангелом, а потом удивительно воспитала сына Андрея и
дочерей — Генриету и Августу, которая была матерью кузины Авроры и жила за Митавой.
Когда семейство мое уехало и я
остался служить в Петербурге, я продолжал посещать Рубановских и, согласно их требованию, обедал у них каждое воскресенье. Я познакомился
с остальным семейством, которое состояло из двух сыновей и двух
дочерей. Старший сын служил в лейб-гренадерском полку и был во всех отношениях совершенная противуположность своему суровому, но высоконравственному отцу; он был убит в 1812 году.